Виммер Андреас

Почему национализм работает

Сегодня у национализма плохая репутация. Многие образованные жители Запада считают его опасной идеологией. Некоторые признают достоинства патриотизма, понимая его как безвредную любовь к родине. В то же время они видят в националистах твердолобых и безнравственных людей, проповедующих слепую преданность одной стране вместо более глубокой приверженности идеалам справедливости и гуманности. В январе 2019 г., выступая перед немецким дипломатическим корпусом, президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер весьма резко высказался о национализме, назвав его «идеологическим ядом».

В последние годы популисты на Западе пытаются перевернуть эту нравственную иерархию вверх дном. Они гордо носят мантию национализма, обещая защищать интересы большинства против иммигрантских меньшинств и неприкасаемых элит. Между тем их критики по-прежнему придерживаются устоявшегося разграничения между злобным национализмом и достойным патриотизмом. В плохо завуалированном выпаде против президента США Дональда Трампа, представляющегося националистом, президент Франции Эммануэль Макрон заявил в ноябре прошлого года, что «национализм – это предательство патриотизма».

Популярное разграничение между патриотизмом и национализмом отражает точку зрения ученых, которые противопоставляли «гражданский» национализм, согласно которому все граждане страны, независимо от их культурных корней, считаются представителями одной нации, и «этнический» национализм, в котором национальная идентичность определяется предками и языком. Однако те, кто пытается четко разграничить хороший гражданский патриотизм и плохой этнический национализм, игнорируют общие корни обоих явлений. Патриотизм – это разновидность национализма, потому что они идейные братья, а не дальняя родня.

По сути, все разновидности национализма зиждутся на двух принципах: во-первых, представители нации, понимаемой как группа равноправных граждан с общей историей и политическим будущим, должны управлять государством, и во-вторых, они должны это делать в интересах государства. Таким образом, национализм противопоставляется иностранному правлению, которое имеет место в колониальных империях и во многих династических монархиях, а также правителям, которые не считаются с потребностями и взглядами большинства.

В прошедшие два столетия национализм объединялся с самыми разными политическими идеологиями. Либеральный национализм процветал в Европе и Латинской Америке XIX века; фашистский национализм победил в Италии и Германии между двумя мировыми войнами, а марксистский национализм вдохновлял антиколониальные течения, распространившиеся на «глобальном Юге» после Второй мировой войны. Сегодня почти все, и левые и правые, соглашаются с законностью двух главных постулатов национализма. Это становится понятнее при сопоставлении национализма с другими доктринами государственной легитимности. В теократиях государство должно управляться во имя Бога, как это происходит в Ватикане или халифате «Исламское государство» (или ИГИЛ). Династические монархии управляются одной семьей, как в Саудовской Аравии. В Советском Союзе государство управлялось во имя одного класса: международного пролетариата.

После распада СССР образовался мир национальных государств, управляемых в соответствии с националистическими принципами. Отождествление национализма исключительно с политическим правом означает непонимание природы национализма и игнорирование того, насколько глубоко он проник почти во все современные политические идеологии, включая либеральные и прогрессивные. Национализм служит идейной основой таких институтов, как демократия, государство всеобщего благополучия и государственное образование, существование которых оправдано именем единого народа с общими целями и взаимными обязательствами. Национализм был одним из стимулов, который помог дать отпор нацистской Германии и императорской Японии. Именно националисты освободили большую часть человечества от европейского колониального господства.

Национализм – не иррациональное чувство, которое можно изгнать из сегодняшней политики благодаря просвещению и образованию; это один из фундаментальных принципов современного мира, который распространен больше, чем считают его критики. Кто в США согласился бы отдать управление своей страной французским аристократам? Кто в Нигерии публично пригласил бы британцев вернуться? За редким исключением мы все сегодня националисты.

Рождение нации

Национализм – сравнительно недавнее изобретение. В 1750 г. огромные многонациональные империи – австрийская, французская, османская, российская и испанская – управляли большей частью мира. Но затем случилась американская революция 1775 г., французская революция 1789 года. Доктрина национализма – правления от имени определенного народа – постепенно распространяется по земному шару. В течение следующих двух столетий одна империя за другой распадаются на ряд национальных государств. В 1900 г. примерно 35% земной поверхности управлялось национальными государствами; к 1950 г. они охватывали уже 70% земной суши. Сегодня в мире осталось не более шести-семи монархий и теократий.

Откуда взялся национализм и почему он оказался таким популярным? Его корни восходят к началу образования современной Европы. Европейская политика в этот период – грубо говоря, с XVI по XVIII век – характеризовалась интенсивными войнами между все более централизованными и бюрократическими государствами. К концу XVIII века эти государства во многом вытеснили другие институты (такие как церковь) в качестве главных поставщиков общественных благ и устранили либо кооптировали конкурирующие центры силы и власти, такие как независимая аристократия. Более того, централизация власти способствовала распространению общего языка в каждом государстве, по крайней мере среди грамотного населения, а также поощряла формирование организаций гражданского общества, которые вовлекались в государственные дела. Европа, состоящая из многих государств, постоянно готовых к войне, была высококонкурентной средой, что побуждало правителей повышать налоги, а также роль простолюдинов в армии. В свою очередь, это позволило простолюдинам требовать для себя более активного участия в политической жизни, равенства перед законом и лучшего обеспечения общими благами. В конечном итоге сформировался новый договор: правители должны управлять государством в интересах всего населения, и до тех пор пока они будут добросовестно исполнять эту договоренность, управляемые сословия обещают сохранять политическую лояльность, служить в армии и платить налоги. Национализм тут же принял и обосновал этот новый договор: утверждалось, что правители и управляемые – граждане одной страны, поэтому у них общая история и будущая политическая судьба. Политические элиты должны заботиться об интересах простого народа, а не об интересах династии.

Почему эта новая модель государственности была такой привлекательной? Первые национальные государства – Франция, Нидерланды, Великобритания и США – сразу стали более могущественными, чем старые монархии и империи. Национализм позволил правителям собирать больше налогов. При этом они могли рассчитывать на политическую лояльность. Наверно, самым важным было то, что национальные государства оказались способны побеждать империи на поле боя. Всеобщая воинская повинность, изобретенная революционным правительством Франции, позволила национальным государствам набирать огромные армии, причем солдаты были мотивированы сражаться за свое отечество. С 1816 по 2001 гг. национальные государства победили в 70–90% войн с империями или династическими государствами.

Когда национальные государства Западной Европы и Соединенных Штатов стали доминировать в системе международных отношений, честолюбивые элиты всего мира попытались догнать Запад по военно-экономической мощи, ориентируясь на ту же националистическую модель государственного устройства. Наверно, самым ярким примером стала Япония, где в 1868 г. группа молодых аристократов свергла феодальную знать, централизованную власть при императоре, запустив амбициозную программу превращения страны в современное, индустриальное национальное государство. Эти реформы впоследствии стали известны как Реставрация Мэйдзи. Всего за одно поколение Япония смогла до такой степени нарастить военную мощь, что бросила вызов Западу в Восточной Азии.  

Однако национализм распространялся не только потому, что казался привлекательным честолюбивым политическим элитам. Он вполне соответствовал интересам простого народа, потому что национальное государство сулило более выгодные отношения обмена с государством, нежели любые предыдущие модели государственности. Вместо градации прав на основе социального статуса национализм обещал всем равенство перед законом. На политическую карьеру теперь могли рассчитывать не только представители знати, но и талантливые простолюдины, которые также допускались к политическому руководству. Общие блага распределялись не гильдиями, поселковыми советами и религиозными организациями, а современным государством, в чем также была заслуга национализма. Вместо того чтобы увековечивать презрительное отношение элиты к необразованному плебсу, национализм возвысил статус простого человека, сделав его новым источником суверенитета и переместив народную культуру в центр символической вселенной. 

Выгоды национализма

В странах, которые реализовали договор между правителями и управляемыми, население понимает нацию как большую семью, члены которой должны быть лояльны и поддерживать друг друга. Когда правители выполняли свою часть сделки, граждане принимали националистический взгляд на мир. Это заложило фундамент для целого ряда позитивных изменений.

Одним из них была демократия, которая процветала там, где национальная идентичность смогла вытеснить другие идентичности, такие как религиозная, этническая или племенная общность. Национализм дал ответ на классический вопрос демократии: кто те люди, во имя которых правительство должно править? Упорядочив избирательное право представителей нации и не допуская к голосованию чужеземцев, демократия и национализм заключили длительный брак.

В то же время национализм, установивший новую иерархию прав граждан и лиц, не имеющих гражданства (иностранцев), был склонен содействовать равенству внутри нации. Поскольку националистическая идеология утверждает, что народ един независимо от своего статуса, она способствовала закреплению идеала эпохи Просвещения, согласно которому все граждане должны быть равны перед законом. Другими словами, национализм вступил в отношения симбиоза с принципами равенства. В частности, в Европе переход от династического правления к национальному государству часто шел рука об руку с переходом к представительной форме правления и власти закона. Эти первые демократии поначалу давали право голоса и прочие гражданские права лишь мужчинам, имеющим собственность; однако со временем эти права распространились на всех граждан – в Соединенных Штатах сначала их получили белые бедняки-мужчины, затем белые женщины и, наконец, цветное население.

Национализм также помог в создании современных государств всеобщего благоденствия. Понимание взаимных обязательств и общей политической судьбы продвигало идею о том, что представители нации – даже абсолютные чужеземцы – должны поддерживать друг друга в трудное время. Первое современное государство с развитой социальной системой появилось в Германии в конце XIX века по воле консервативного канцлера Отто фон Бисмарка, который видел в этой системе способ гарантировать лояльность рабочего класса немецкой нации, а не мировому пролетариату. Однако подавляющее большинство государств всеобщего благоденствия создано в Европе после окончания эпохи националистической лихорадки – в основном после Второй мировой войны в ответ на призывы к национальной солидарности и с учетом общей беды, страданий и жертв европейских народов.

Кровавые знамена

Вместе с тем любому историку известны темные стороны национализма. Преданность государству может привести к демонизации других групп, будь то иностранцы или якобы нелояльные меньшинства. В мировом масштабе с появлением национализма участились войны: в последние два столетия создание первой националистической организации в стране ассоциировалось с ростом ежегодной вероятности того, что данной стране придется вести полномасштабную войну – в среднем такая вероятность выросла с 1,1% до 2,5%.

Около трети всех современных государств образовалось в ходе националистических войн за независимость против императорских армий. Создание новых национальных государств также сопровождалось самыми кровавыми событиями в истории – в частности, этническими чистками в отношении прежде всего меньшинств, которые считались нелояльными к национальному государству или подозревались в сотрудничестве с врагами. Во время двух балканских войн, предшествовавших Первой мировой войне, недавно образованные независимые страны, такие как Болгария, Греция и Сербия, поделили между собой европейскую часть Османской империи, изгнав миллионы мусульман за пределы своих вновь установленных границ – в мусульманские анклавы империи. Затем, в годы Первой мировой войны, правительство Османской империи инициировало массовое уничтожение граждан армянской национальности. В годы Второй мировой войны очернительство Гитлером евреев, которых он обвинял в возникновении большевизма и считал угрозой для планов создания германского мира в Восточной Европе, в конце концов привело к Холокосту. После окончания войны миллионы немецких граждан были изгнаны из вновь образованных стран – Чехословакии и Польши. А в 1947 г. произошли массовые убийства индусов и мусульман вследствие бытового насилия, когда Индия и Пакистан стали независимыми государствами.

Наверно, этническая чистка – самая чудовищная, но сравнительно редкая форма националистического насилия. Гораздо чаще происходят гражданские войны, которые ведут либо националистические меньшинства, желающие отделиться от существующего государства, либо этнические группы, воюющие друг с другом и борющиеся за доминирование во вновь образованном независимом государстве. С 1945 г. 31 страна пережила насилие по причине изоляционизма, а в 28 странах наблюдалась вооруженная борьба за изменение этнического состава национального правительства.

Инклюзивные и эксклюзивные модели

Хотя национализм имеет склонность к насилию, распределяется оно неравномерно. Многие страны остаются мирными после перехода к национальному государству. Для понимания причин насилия нужно изучить, как образуются правящие коалиции и где проводятся границы государств. В некоторых странах большинство и меньшинства с самого начала представлены на высших уровнях национального правительства. Например, Швейцария разработала соглашение о разделе властных полномочий между франкоговорящими, немецкими и итальянскими общинами, которое никто и никогда не подвергал сомнению с момента образования современного государства в 1848 году. Соответственно, все три языковые группы в Швейцарии считаются одинаково достойными членами национальной семьи. Ни франкоговорящие, ни итальянские меньшинства никогда не стремились к изоляционизму или выходу из швейцарской федерации. 

Однако в других странах государственную власть захватили элиты конкретной этнической группы, которые затем не допускали к политической власти представителей других групп. Это не только воскрешало призрак этнической чистки, на которую могут решиться параноидальные государственные элиты, но и изоляционизма или гражданской войны: ее могут развязать исключенные группы, считающие, что государство нелегитимно, так как нарушает националистический принцип самоуправления. Современная Сирия являет собой пример такого сценария: президентская власть, кабинет министров, армия, тайная полиция и чиновники высокого уровня – всюду доминируют алавиты, составляющие всего 12% населения страны. Стоит ли удивляться, что многие представители суннитского арабского большинства Сирии готовы вести длительную и кровавую гражданскую войну против того, что они считают чужеземным правлением.

Развивается ли конфигурация власти в той или иной стране в направлении включения или исключения всех этнических групп населения, во многом зависит от истории страны задолго до возникновения современного национального государства. Инклюзивные правящие коалиции и, соответственно, национализм, охватывающий все группы населения, обычно формируется в странах с длительной историей централизованной, бюрократической государственности. Сегодня такие страны способны лучше обеспечить своих граждан общими благами. Это делает их более привлекательными в качестве партнеров по альянсу для обычных граждан, переключающих свою политическую лояльность с этнических, религиозных и племенных лидеров (вождей) на государство, что позволяет формировать более разносторонние политические союзы. Длительная история централизованного государства также способствует принятию общего языка, который опять же облегчает задачу построения политических альянсов и преодоления этнических барьеров. Наконец, в странах, где гражданское общество возникло сравнительно рано (как в той же Швейцарии), многонациональные альянсы для продвижения общих интересов гораздо более вероятны. В конечном итоге это приводит к появлению многонациональной правящей элиты и более всеобъемлющих национальных идентичностей.

Создание лучшего национализма

К сожалению, эти глубокие исторические корни означают, что в странах, где нет условий для продвижения инклюзивных правящих коалиций, как, например, во многих государствах развивающегося мира, создать их очень трудно; в первую очередь это относится к приезжим или этническим меньшинствам. Западные правительства и международные организации, такие как Всемирный банк, способны помочь в создании необходимых условий за счет проведения долгосрочной политики примирения. Цель такой политики – повышение возможностей правительств обеспечить граждан общими благами, содействовать процветанию организаций гражданского общества и языкового единства. Однако подобная политика должна укреплять государства, а не подрывать их и не подменять выполнение ими своих функций. Прямая помощь из-за рубежа может снизить, а не повысить легитимность национальных правительств. Анализ опросов, проведенных Азиатским фондом в Афганистане с 2006 по 2015 гг., показывает, что афганцы стали лучше относиться к движению «Талибан» с его принудительными и насильственными методами после того, как иностранцы спонсировали проекты по обеспечению гражданского населения общими благами в их районах.

В Соединенных Штатах и многих других старых демократиях проблема укрепления инклюзивных правящих коалиций и национальных идентичностей несколько иная. Крупные сегменты белого пролетариата в этих странах оставили левоцентристские партии, после того как эти партии взяли на вооружение принципы свободной иммиграции и торговли. Белый пролетариат также раздражен тем, что либеральная элита отводит ему маргинальный статус. Эта элита вроде бы защищает многообразие, но в то же время представляет белых, гетеросексуальных людей и мужское население врагами прогресса. Белый пролетариат считает куда более привлекательным популистский национализм, потому что в этой системе координат на первое место ставятся интересы рабочего класса, который ограждается от конкуренции со стороны иммигрантов или низкооплачиваемых работников за рубежом. Такой национализм восстанавливает центральное положение белых рабочих в национальной культуре, возвращая им достоинство. Популистам не пришлось изобретать идею о том, что государство должно заботиться прежде всего о ключевых представителях нации, поскольку эта идея всегда была неотъемлемой частью институциональной ткани национального государства, и ее можно было легко реанимировать после появления достаточно обширной потенциальной аудитории.

Для преодоления отчуждения и раздражения граждан нужны культурно-экономические решения. Западным правительствам следует разрабатывать проекты создания общих благ, от которых выиграют люди всех цветов кожи, всех регионов и социальных прослоек – только так можно избежать пагубного воздействия этнического или политического фаворитизма. Заверение рабочего класса и экономически маргинального населения в том, что эти люди могут рассчитывать на солидарность более зажиточных и конкурентоспособных граждан, может иметь далеко идущие последствия. Это снизит привлекательность антииммигрантского популизма, движущей силой которого является раздражение.

Подобные заверения должны идти рука об руку с новой формой инклюзивного популизма. В Соединенных Штатах такие либералы, как историк-интеллектуал Марк Лилла и современные консерваторы типа политолога Фрэнсиса Фукуямы, недавно высказали предположение о том, как можно сконструировать такую национальную политику. Прежде всего необходимо учесть интересы большинства и меньшинств, подчеркивая их общность вместо того, чтобы настраивать белое мужское население против коалиции меньшинств, как это делается сегодня прогрессистами и националистами популистского толка.

Национализму суждено еще долго оставаться основополагающим принципом – как в развитом, так и в развивающемся мире. Просто в настоящее время нет другого принципа, на котором могла бы основываться международная система (например, универсальный космополитизм нигде не рассматривается всерьез, за исключением философских факультетов западных университетов). И непонятно, смогут ли такие транснациональные образования, как Европейский союз, когда-либо взять на себя ключевые функции национальных правительств, включая обеспечение всеобщего благоденствия, безопасности и обороны, без чего их легитимность будет оставаться низкой в глазах большинства населения.

Главный вызов для старых и новых национальных государств – обновить национальный договор между правителями и управляемыми путем построения или воссоздания инклюзивных коалиций, способных объединить эти две группы едиными целями и задачами. Благожелательные формы общенародного национализма – следствие включения всех групп в политическую жизнь страны. Их нельзя навязать сверху посредством идеологического диктата. Невозможно также внушить гражданам посредством пропаганды и промывания мозгов, что именно они должны считать своими кровными интересами. Для продвижения лучших и более прогрессивных форм национализма национальным лидерам придется самим стать лучшими националистами и научиться заботиться об интересах всех групп населения своих стран.